Отсюда.

Боль тугой спиралькой тихонько спряталась в уголках глаз. Нет, со стороны ничего не было видно – обычное улыбающееся лицо. Не выделяющихся людей не бывает – не был исключением и он. Солнечная улыбка и волшебные искорки нет-нет, да и проблескивающие во взоре, привлекали внимание. Одетый в богато расшитые зеленые одеяния, называемые кармианом, он думал не о битвах и победах. Не был предметом его чаяний и смысл жизни – он давно нашел его. Сидя на холме близ деревушки охотников, отложив кристальный посох, дарящий веселую рябь солнечных бликов, он блуждал взором по окрестностям. Все его помыслы занимал простой лягушонок. Маленький, с тонкой кожицей, беззащитный перед любым, даже самым слабым ударом судьбы. Нет, он не держал лягушонка в руках и не видел его поблизости. Он вспоминал.

- Я подарю тебе это поле. смотри - оно твое. Все в ромашках. А еще... Вот.

Маленький лягушонок спрыгнул с руки и упал в сумку.

-Ой... - только и сказала она. И заплакала. Она обнимала так крепко, будто знала...

Воспоминания давались трудно, нехотя. Зря говорят, что хорошее вспоминать легко. Неправда. Если на душе скребут келтиры, то и самое ясное и чистое, что было в твоей жизни, принесет лишь боль.

Витражи. Кусочки души. Разноцветные, яркие, непохожие друг на друга. Вот этот – блистает на солнце как самый чистый бриллиант, а над этим рука мастера дала осечку – вот и вышел он мутный, блеклый, невыразительный. Но и последнему есть место в витраже жизни. Чем дольше идет работа, тем законченнее картина. Чем дальше, тем больше кусочки притираются друг к другу. Иногда даже кажется, что они меняют цвет, маскируясь под соседний. Постепенно стираются грани, и витраж превращается в картину, выполненную самым великим художником – жизнью. Возможно. Из малого складывается целое. Душа…

Его витраж раскололся. Неумелая рука, запустившая камешек, не смогла разбить картину. Но некоторые кусочки выпали, осыпались.

Можно ли собрать воедино разбитое? Наверно. Он не стремился проверить. Может и так. Его жизнь превратилась в прошлое. И сам он жил там, в нем…

Отсюда.

Элианер смотрел в открытое окно.

Закон - это то что ограничивает. Закон - это костыли совести. Подпорки доброты и протез порядочности. Если у тебя это есть - что для тебя закон? Пустая буква... Поэтому наверно мне и не нужны законы. В отличе от брата, для которого главное было стать частью целого, муравьем в муравейнике... Все мы личности. Личности, а не стадо баранов. Законы лишь деградируют нас, заставляют забыть о способности думать. Зачем поступать по совести? Есть закон - он думает за тебя... делай как сказано, и будешь счастлив.

Не нужно мне такое счастье...

Мерный шаг оставлял на пыльной дороге четкие следы. Паладин шел вперед.

Многие говорят о свободе. Свобода... сладкое слово. Но свобода - это не право поступать как хочешь... В таком случае это всего лишь повод забыть о своей совести, своих убеждениях. Свобода - это возможность поступать так как подсказывает сердце. И закон, хороший закон помешать этому не в силах. Он лишь поможет разобраться в себе, в том как стоит поступать а как нет. что плохого в том, чтобы запретить воровать, убивать, обманывать? Мир от этого станет только чище...

Паладин поддел кончиком сапога камешек. Тот подскочил, сделал пируэт в воздухе и укатился, подпрыгивая и переворачиваясь в кювет дороги.

Отсюда.

- Не обманывай себя, ты Крылатый, - бормотал бард себе под нос.

Осколок минувшего. Новое время диктует новые правила. А мне уже поздно приспосабливаться.

Паладин тихо поднял небольшой мешок, со своим нехитрым скарбом, взглянул в ночное небо. Звезды сверкали особенно ярко в эту ночь. Голубоватым глазом светила луна. Длинные тени во дворе обители разползлись зловещими кляксами. Старательно обходя чернильные пятна человек тронулся в путь. Его ждало многое - охота и приключения, веселые песни и звон наковален. Но главное - впереди его ждали друзья. Он шел туда, где те, кто помнит как поют птицы, и что такое слушать стихи при луне. Где любят за то что ты есть, а не за то, какими талантами ты обладаешь. Где дружба определяется наличием, а не общением

Где... А, что говорить... Он шел навстречу мечте.

Он поднялся на пригорок, вгляделся вдаль.

Там, за горизонтом ему чудилось что то доброе... вечное. Там поднималось солнце.

Он в последний раз оглянулся на оставшиеся позади стены, достал из мешка нашивку с вышитым на красном фоне вензелем F и золотым шитьем стилизованным под крыло, посмотрел на нее и покачал головой.

- Прошлое стоит хранить в прошлом, - пробормотал он и вскинул руку.

Легкий ветерок подхватил небольшую тряпицу и понес ее куда то вдаль.

- На край земли, - пробормотал бард, и последовал за ней.

Прошло время...

Вы живете так как считаете нужным. У меня своя мечта у вас своя. Почему я должен решать за вас? Я за себя-то решить не в состоянии... - Гаррет шел быстрыми слегка рваными шагами пиная ни в чем не повинные камни под ногами. Никто, ни один человек в мире не сможет объяснить почему нужно жить в дружбе и согласии. Это может подсказать только сердце. И если оно лишь мельница, что льет кровь на жернова сосудов, то как я смогу помочь?

Ни одна песня в мире не скажет вам, как стоит поступать, а как нет...

авантюрист и бард сел у ручья, достал маленькую флейту - наследие того времени когда он звался еще Кулмером и тихо запел свою любимую...

Смысл сокрыт покровом ночи,
Звезды светят ярко очень.
Мой клинок давно наточен,
И погас костер...

В путь пора нам собираться,
В лунном свете искупаться
Тьмы не нам с тобой бояться
Мой клинок остер...

Он пел.

Ему вспомнился Меллион, Вильве, Алехандро... Они подпели бы ему...

Крелиан, Татуська... Они бы слушали его...

Летика, Теххи... Они бы поняли его...

Он пел для них для всех вместе и каждому по отдельности. Он посвящал эту песню прошлому, но смотрел в будущее.

Он пел.

По долинам по дорогам,
По холмам и гор отрогам,
Подождем еще немного,
И пойдем с тобой.

Мы пойдем преград не зная,
Ничего не замечая,
Без начала и без края,
Этот путь земной.

Он вспомнил как учил его этой песне Телсек... Как ругался за неверный аккорд... Как он пел эту песню своей единственной... Бывшей единственной.

Он пел.

Мы не первый день на свете,
Не впервой нам слушать ветер,
Ты спросила я ответил,
И наоборот,

Лес мы видим не впервые,
К черту горы золотые,
Мы идем дорожной пылью
И кто нибудь дойдет.

Он пел. Нет он не пел. Пела его душа, раскрываясь навстречу небу, ветру, и вечерним сумеркам. Душа просилась ввысь, и он отпускал ее...

Он пел.

Смысл есть и смысла нету,
К тьме идем мы или к свету,
В путь по древнему завету,
Мы с тобой пройдем.

Путь покрыли нам не розы,
Ничего что ноги босы,
Но ответ на все вопросы,
Мы с тобой найдем.

Мы с тобой.
Мы с тобой!
Мы с тобой...

Последняя нота затихла в тишине, но песня не закончилась. Она пронеслась над волнами озерца и звенела вместе с цикадами и кузнечиками. В душе и сердце.

Он пел.

Отсюда.

На фоне тугого мячика планеты, корабли земной флотилии выглядели россыпью маленьких точек.
- Не разумен! – Гельмут щелкнул тумблером, отключая систему.
- Звучит как приговор, - ухмыльнулся Поль.
- А это и есть приговор, - молодой немец потянулся, подошел к небольшой панели, нажал на кнопку. Панель отодвинулась, обнаруживая симпатичный бар. Гельмут достал бутылку бренди и подошел к Полю.
- И почему же? Просветите неразумного. - Вячеслав стоял в проеме между отсеками.
- Просто. Сегодня я отправлю отчет. Послезавтра он достигнет Земли. Через три дня будет дано разрешение на колонизацию планеты. – Поль поправил очки, которые носил лишь для того, чтобы показаться более интеллигентным.
- А почему неразумен? Как же Леары пользуются орудиями труда? – Вячеслав прошел в каюту ксенологов, подсев к Полю за круглый столик.
- Когда мы впервые высадились на Сорок Седьмой, мы были поражены. – Поль нарочито растягивал слова, будто испытывая терпение собеседника. - Как же – первая жизнь, встреченная в космосе и обладающая разумом. Все переполошились. Начались исследования. Пусть дикари, имеющие копья, но разумные. Огромный мозг, весом в два кило, извилин столько, что нам и не снилось…
Поль пододвинул стул, освобождая место.
- Давай сразу к главному переходи. Сам знаешь, я был на «Розе», когда первый десант высадился на Сорок Седьмую. И во второй экспедиции участвовал лично. – Вячеслав с нетерпением покачал бокалом.
- Ну почему все десантники такие нетерпеливые? – Гельмут картинно закатил очи горе. Поль обреченно вздохнул, сняв очки. Но, поскольку ритуал этот повторялся едва ли не при каждом разговоре приятелей, Вячеслав не обратил на него никакого внимания.
- К главному, так к главному, - произнес Гельмут заготовленную фразу, и продолжил, - Как ты знаешь, образцы невозможно было доставить на Землю, поскольку Леары не переживали гипер, поэтому была создана исследовательская экспедиция. Первые тесты были действительно удручающими – интеллект Леаров в восемь раз превышает человеческий. Долго бились над вопросом, почему же они до сих пор стоят на такой низкой ступени развития – не продвинулись дальше луков и копий.
Вячеслав притворно вздохнул. Действительно, вряд ли была возможность заткнуть этот фонтан красноречия. Но концовка была ему интересна, поэтому он не предпринял даже попытки.
- И благодаря усилиям Поля Дю Фудра , чаще называемого бабником… - начал Гельмут
- И Гельмута, часто именуемого Коллем… - в тон ему закончил Поль. Оба засмеялись.
- Ну! Ну же! – выдал Вячеслав вторую ритуальную фразу.
- Ладно, ладно! – Поль улыбнулся. – Сдаемся. Леары оказались неразумны. Да, они в состоянии анализировать мир. И превосходят по этому параметру человека. Но у них напрочь отсутствует память.
- Что?! - Непонимающе отозвался Вячеслав.
- Если обойтись без терминологии, то дело обстоит так. Леары не способны накапливать жизненный опыт. Память устроенная на условных рефлексах, недоразвита. Каждое новое поколение заново изобретает для себя орудия труда. Если в течение недели леар не пользуется накопленными знаниями, то забывает их напрочь. Учиться придется заново. Видимо, именно компенсируя этот недостаток мозга, природа снабдила леаров таким мощным логическим аппаратом…
- Хау, я сказал! – подытожил Вячеслав. – Ну, за жизненный опыт, и его наличие у человечества, - приятели чокнулись бокалами.
Каюту резко качнуло. На стене замигала красная лампа, а тишину переходов звездолета (с гордым названием «Звезда Полуночи») разорвало завывание тревожного сигнала. Вячеслав вскочил, оттолкнул стул, и ни слова не говоря, помчался на отведенное ему в таких случаях место…
Исследовательская флотилия состояла из трех звездолетов: старенькой «Розы» - корабля дальних прыжков, спешно переоборудованного в научно-исследовательский центр, «Звезды Полуночи» - корабля нового и по настоящему не обкатанного, и боевого линкора «Геракл». Впрочем «Розы» уже не существовало. Огромный огненный цветок горящего кислорода произрастал на ее месте.
В боевом звене пришельцев было два корабля, по размеру сопоставимых с истребителями землян.
«Геракл» неторопливо разворачивался, открывая портики тяжелых орудий. Из-под днища вылетали стройными рядами «пчелки» - последний вариант земных истребителей. Естественно не опробованных в реальных битвах, ибо до сей поры, люди не знали других разумных рас.
Первое звено пчелок сформировало сферу вокруг «Геракла», второе – вокруг «Звезды Полуночи». Между истребителями прочертились линии, видимые, впрочем, лишь в ультрафиолетовой части спектра. Между линиями замерцало голубоватое силовое поле. Третье и четвертое звенья выстроились клиньями и по широкой дуге пошли на заход.
Впрочем, довести свой маневр до конца не удалось ни одному из земных подразделений. Первый корабль пришельцев на секунду остановился, и Геракл просто исчез. Без вспышек, взрывов и прочих визуальных эффектов. Вместе с ним смело и защитный строй истребителей. Сфера защитного поля еще секунду держалась, но затем рассеяло и ее. Второй корабль инопланетных врагов выпустил ряд светло-розовых лучей. Лучи на ходу извивались скручиваясь в тугую спираль, которая, оставляла маленькие вспышки за собой, пролетая от одной « пчелки к другой». Через несколько секунд на поле боя остался только «Сердце Полуночи» и два корабля пришельцев. Впрочем, через мгновение чернота космоса еще более сгустилась в абсолютно не отражающие свет пузыри. Пузыри лопнули, и из них появилась настоящая флотилия иноземцев – восемнадцать кораблей, размером превышающие линкор.
Вячеслав, наблюдая за происходящим через стереоминатор, в ярости сжимал кулаки…
- …А потом они саданули газом, - скривился Поль.
- Ну не газом, но явно чем-то паралитическим, - вставил Гельмут, - и если бы Вячеслав не догадался запихнуть нас в исследовательский отсек с автономным жизнеобеспечением…
- Попадали бы как миленькие, - мрачно сказал Вячеслав.
- А что потом? –спросил Анатоль, в некоторых кругах известный как Анатолий Васильевич Урбанов, директор главного космодрома Земли.
- А потом очнулись. А перед нами Они. Ну, представь себе побритую обезьяну, со лбом, свисающим на брови, - Вячеслав с отвращением сплюнул.
- Говорят, мы сами первые напали на пришельцев, - Анатоль запустил пробный шар.
- Сами, - сокрушенно покачал головой Гельмут.
- Один придурок лейтенант отдал приказ о запуске протонной торпеды, - подтвердил Вячеслав.
- Тогда неудивительно, что иноземцы не стали вести переговоры. Удивительно как вы вообще живы остались.
- Нет, они, конечно, извинились, но сказали, что должны проверить нас. Вроде как стандартный тест. Мол, от этого зависит, будут они воевать с нами или нет.
- Ну судя по всему, вы оправдали ожидания человечества, раз уж до сих пор живы, - Анатоль улыбнулся
Вячеслав угрюмо кивнул. Они-то помнили ответ инопланетных тварей.
… - Не бойтесь. – Голос пришельца исходящий из транслятора, казался прямо-таки медовым.
- Вам ничего не угрожает. Мы не считаем угрозой род людской. Ибо он не разумен.
- Объясните, хотя бы, почему Вы так считаете? – в растерянности спросил Поль, поправляя на носу разбитые очки.
- Очень просто. Люди думают в среднем четыре секунды в день. Все остальное время лишь пользуются заранее заготовленными, заученными действиями. Жизненным опытом, если угодно. Ну разве может существо считаться разумным, если думает всего четыре секунды? - Чужой улыбнулся, оскалив пасть, - Конечно же, нет…
- Человечество учится на своих ошибках. Я уверен, что в следующий раз встреча с иным разумом пройдет по-другому. – Анатоль поднял бокал, - Ну, за жизненный опыт!

Отсюда.

Он плакал. Слезинки холодными льдинками впивались в щеку и морозили душу.
- Почему??! – наверное, это был вопль души. Он не искал ответа на свой вопрос.
Он плакал.
Может быть, мужчине и не подобает поступать так, но он был один, и некому было попенять на отступление от этикета.
Он был один.
Люди были вокруг его, но он... Он был одинок. Всегда открытый душой, он хотел того же от окружающих. И не получая этого, замыкался в себе. И стенал в душе от пустоты. От одиночества, наполнявшего сердце.
Он всегда хотел иметь друга, но имел лишь мечту. Мечту о том, чтобы стать нужным.
Мечта… Мечта всегда недостижима, если это Мечта.
Тихое движение рукой, и в его руках – инструмент. Он и сам затруднился бы дать ему название. Тихо запели аккорды…

Один. На распутье дорог,
Разлучённый с надеждой, усталый и злой.
Один я постигнуть бы смог
Этой жизни иссушливо-нудный покой.
Один, но внутри есть залог,
Есть азарт примененья любовных утех.
Один, и, как жизни итог,
Слишком чист и наивен мой радостный смех.

Устал. Ведь одни лишь дожди
В этом серо-туманном отверстии дня.
Устал. О, судьба, пощади,
Пожалей и помилуй немного меня.
Устал. Ты чуть-чуть погоди,
И пройду я по бархатной кромке перил.
Устал, но в замёрзшей груди
Зажигаю звезду под названием «пыл».

Судьба. Это было тогда,
После веских амбиций и нежных речей.
Судьба, но ушли поезда
Пониманья того, кто невольник и чей.
Судьба. Вместо счастья – года
Утешенья, разлуки и мелких обид.
Судьба. Но в груди есть звезда
И сомненья и страсти и близости стыд.

Один. На распутье дорог,
Разлучённый с надеждой, усталый и злой.
Один я постигнуть бы смог
Этой жизни иссушливо-нудный покой.
Один, но внутри есть залог,
Есть азарт примененья любовных утех.
Один, и, как жизни итог,
Слишком чист и наивен мой радостный смех.

Музыка смолкла.
- Кто-нибудь! Ну, хоть кто-нибудь, поговори со мной!!! – вопль остался безответным. Лишь тишина окружала, давила на виски, сжимала самую суть в тугие узлы, вырывая из души радость и смех.
Тихо подперев кулаком подбородок, одинокий бог сидел на своем небесном троне…